Журнал "Вокруг Света" №4  за 1995 год - Вокруг Света

Разноцветные реки преследуют меня давно и настойчиво. В далеком школьном детстве величайшей мечтой моей было сплавиться по южноафриканской реке Оранжевой. Чуть позже я попал в Мещеру — на родину Есенина и моего отца, где Пра несет свои темно-коричневые от торфа воды среди болот и сосновых лесов. Потом были другие реки, цвет волн которых то изумлял, то раздражал меня, но редко оставлял безучастным. Поэтому, прочитав в какой-то книжке, что есть на свете такая река — Лух, с желтой водой, я сразу понял, что увиливать — бесполезно.

Не подозревая еще, во что все это выльется, я достал из шкафа любимый чемодан с картами. Бассейн Луха, находящийся во Владимирской и частично в Ивановской областях, бросился в глаза зеленым пятном бескрайних (на моей двухверстке) лесов. В литературе эти места назывались Лухским полесьем, но позднее я услышал другое, более звучное, на мой взгляд, имя Мугреевский лес.

И правда, «полесье» это слишком академично, а здесь именно Лес, единый монолит, в котором на тысячу квадратных километров я насчитал лишь около десятка населенных пунктов, включая деревеньки в несколько дворов. А вокруг Иваново, Вязники, Гороховец, Ковров — индустриальные центры, цивилизация, так сказать... Лес сразу показался мне местом особым, едва не священным, словно некие древние чары до сих пор сдерживают у его границ напор людей...

Одним словом, Лес сразу зачаровал меня. Даже на карте он казался загадочным. Больше всего меня поразили названия: маленькими синими кляксами лежали на карте озера Гарава, Санхар, Ламхор, Юхар, тянулись ниточки рек: Лух, Таих, Мертюх, Палех, Утрех... Что это за язык? Не славянский хотя бы потому, что ударение всегда падает на первый слог. Не похоже и на финно-угорский слишком много согласных. Тюркский? Но попробуйте перевести эти названия, используя тюркские корни, ничего не выйдет. Да и звучат эти имена затерянных в Мугреевском лесу озер и рек слишком по-индоевропейски (а значит, уж точно не по-фински и не по-тюркски). Так и хочется увидеть в имени Гарава индоевропейские корни «gar» — «жар» и «awa» — «вода», в имени Палех — «pal» — «болото», в имени Сех — «sen» — «струиться»...

Но язык всегда связан с народом — его носителем, Уразумев, что топонимическую загадку Леса так просто не решить, я забрался в археологию. И здесь меня поджидал сюрприз ничуть не меньший. На археологических картах Волго-Окского междуречья эпохи железа и раннего средневековья на месте Мугреевского леса красовалось обширное белое пятно. И в самом центре этого белого пятна — единственный памятник — неисследованное городище на берегу Луха.

Странная получалась картина. Столь богатую и разнообразную топонимику, как в Лухском полесье, мог оставить только большой народ, этнически обособленный от окружающих его финно-угорских племен мери и муромы. Беглый осмотр остатков укреплений на Лухе позволил археологам заключить, что на городище люди жили в I - IX веках н.э. Что это за народ, откуда пришел он в Мугреевский лес, на каком языке говорил? Куда он делся в конце I тысячелетия ушел, вымер? Почему с его исчезновением никто ни славяне, ни финны так и не заселил Лухское полесье? И самое странное — где следы этого народа, его могильники, селища?

Судя по количеству странных названий, этот загадочный народ был совсем не мал. Не мог он, все же, не оставить никаких археологических следов, кроме укреплений на Лухе. И правда, финские могильники в окрестностях Леса на фоне типично финских-муромских украшений содержат множество инородных элементов. Здесь находили и скандинавские мечи, и славянские погребальные урны, и балтские арбалетовидные застежки плащей — фибулы. Место, стало быть, было оживленное.

Чем больше я узнавал про Мугреевский лес, тем более загадочным он мне казался. А желтая река Лух между тем тянула меня к себе и волновала мое воображение. Пришло время, и я собрался и отправился ей навстречу.

Уезжая из Москвы, я не надеялся, конечно, что где-то в окрестностях Леса мне удастся найти живые лингвистические или антропологические следы таинственного народа, населявшего когда-то берега Луха. Ожидал я увидеть славян с примесью крови поглощенных ими тысячу лет назад финнов муромы, мери. На деле же все оказалось как раз наоборот.

Отправной точкой маленькой нашей экспедиции был выбран Палех, лежащий в двух десятках верст от опушки Леса. Никогда раньше я не видел столько голубых глаз, сколько здесь, на юго-востоке Ивановской области. Удивительно, но черты финского этноса сохранились здесь почти в чистом виде: не только тюркский, но и славянский элемент здесь почти отсутствует. Девять из десяти встреченных здесь деревенских людей имеют характерно финский овал лица, голубые глаза (всех оттенков, от голубовато-серого до ярко-василькового), очень светлые, почти белые, волосы. Похоже, что славянская колонизация просто-напросто растворилась в этих глухих лесах и непроходимых болотах. Даже наречие сохранило архаичную финскую напевность; и русский язык, переполненный нерусскими протяжными гласными, звучит здесь очень необычно.

Впрочем, я, вероятно, неверно употребляю здесь слово «этнос», ведь этнос — это не только генетика, но и язык, и народная память о прошлом. А в Палехском районе даже седые старцы считают себя русскими и вряд ли помнят о далеком финском прошлом этой древней земли. Так что правильнее сказать — пласт.

Итак, мы прибыли в Палех и не пожалели нескольких дней на его осмотр. Он того стоит.

Палех уникален в своем роде едва ли существует другое большое село, половина жителей которого интеллигенция. Здесь живут художники. Можно встретить в Палехе выпускников и университетов, и столичных вузов, но большинство молодых людей, разумеется, получает образование в знаменитом палехском художественном училище. Молодежь здесь вовсе не стремится «бежать в город», напротив из больших городов приезжает сюда, чтобы учиться и остаться работать. И Палех растет — молодые (и немолодые) художники строят новые дома, сообразуясь с собственным художественным вкусом.

Да уж, не в каждом городке удастся обсудить происхождение его названия с местными жителями. Мне удалось в Палехе. Бытует версия образования его названия от глагола «палить»; мол, придя на берег реки, люди выжигали леса, чтобы освободить место для поселения и полей.

Хорошая версия, и можно было бы принять ее, если бы речь шла об одном, обособленном названии. Но топоним Палех (название реки) оставили не славяне (и не славяноязычные финны), а все тот же неизвестный народ, речь о котором шла выше. Словообразовательный формант «х» (сравните: Лух, Ландех, Утрех и т.д.) четко говорит об этом.

Говорят (и пишут) также, что название села связано каким-то образом с родом князей Палицких. Боюсь, однако, что и это неверно. Фамилия эта произошла от прозвища основателя рода князя Даниила Андреевича Палицы (XV колено от Рюрика), внука князя Стародубского Федора Ивановича, убитого в Орде в 1330 году. Род же князей Палицких Палехом никогда не владел, а если бы владел, то и звались бы они иначе Палешские.

Палешане, живо интересующиеся историей своей земли, подлили масла загадочных фактов в огонь моего интереса к исчезнувшему народу Мугреевского леса. Рассказали, что в селе Лух не так давно при земляных работах обнажился фундамент какой-то крепости. Рассказали, что в самом Палехе меньше года тому назад бульдозер вывернул из почвы на берегу реки каменное изваяние со следами обработки идола. Общими усилиями отволокли изваяние к церкви и врыли у церковных ворот. Сердце мое потеплело при этих словах вспомнилась Ирландия, где языческие жрецы и христианские священники не сыпали проклятиями, а учились друг у друга, выясняя лучшие стороны обоих Учений.

Впрочем, сердце мое быстро вернулось в привычное состояние — подобравшись с трепетом первооткрывателя к указанному мне храму, я обнаружил у его ворот лишь свеже-засыпанные гравийные дорожки. Некий инстинкт заставил-таки меня совершить пару кругов вокруг церкви, и... Из кустиков у ограды выглянули массивные каменные плечи и подобие квадратной головы.

Позднее нам объяснили, что вскоре после обнаружения идола и водворения его к церковным воротам Палех посетил патриарх Алексий, и, как в старые времена крещения Руси, изваяние своротили и сбросили к церковной ограде, где оно и лежит до сих пор, полузасыпанное гравием и так никем и не изученное. Кто поклонялся сему кумиру (если он действительно рукотворен) и какого бога в нем чаял — неизвестно.

Насладившись размеренным течением почти деревенской палехской жизни и насытившись палехскими чудесами, экспедиция отправилась к главной своей цели — к Луху.

Река действительно оказалась цветной по крайней мере, не менее цветной, чем я ожидал. Но автор, назвавший ее «желтой», был, несомненно, не совсем прав: вода Луха похожа на воду Пры, густо-коричневая, цвета хорошего чая. Причина столь своеобразной окраски обеих рек — в многокилометровых торфяных болотах, тянущихся вдоль их берегов.